Харагуа - Страница 18

— Согласен, я никогда не был образцом добродетели, — ответил Бальбоа. — Но это не моя вина, а вина моего отца, от которого я унаследовал все эти пороки, — отмахнулся он. — Но это не относится к нашему делу, а что действительно имеет значение, так это чем мы реально можем помочь принцессе. Насколько я помню, капитан Кастрехе, назначенный теперь военным советником губернатора, когда-то служил под вашим началом.

— Так и есть. Но как офицер он полный профан, а как мужчина — натуральный кастрат, которого интересуют лишь деньги.

— Если вопрос в деньгах, то у меня немного есть, — признался Сьенфуэгос. — Деньги Ингрид уже закончились, но я думаю, что люди губернатора не откажутся от золота Анакаоны.

— Золото Анакаоны! — с улыбкой произнес Охеда, словно иронизируя над самим собой. — Я помню, как она предстала передо мной, вся увешанная золотом с головы до ног, а я — каким же безумцем я был тогда! — снимал с нее все это золото и бросал его в воду, чтобы она поняла — я люблю ее, а вовсе не ее богатства.

— Вы бросали золото в море? — ошеломленно повторил Бальбоа. — Вы шутите!

— Это была величайшая глупость в моей жизни! — с горечью признался Охеда. — Там были ожерелья, браслеты, серьги и золотой нагрудник, украшенный драгоценными камнями стоимостью в целую империю. Боже мой! В ту минуту мне казалось, что я поступаю романтично, но сейчас понимаю, что это была самая настоящая глупость. Если бы я сохранил все эти вещи, сейчас мы могли бы выкупить Анакаоне свободу.

— А еще говорят, будто бы самый чокнутый тип на всем острове — это я! — посетовал Бальбоа. — Ну ладно! То золото давно уже на дне моря, там оно и останется. Давайте забудем о нем и перейдем к сути. Что вы собираетесь предпринять, чтобы повлиять на Овандо?

— Ничего.

— Весьма немного!

— Я человек действия, а не подковерных интриг, — ответил Охеда. — Разбирайся я чуть лучше в придворных дрязгах — быть может, жил бы теперь в замке, а не в этой лачуге. Мне остается лишь повторить: что я могу сделать для другого, если не могу сделать этого даже для себя?

— Думаю, вам стоит смирить гордость.

— А вы придержите язык, Бальбоа! — едва не подскочил рассерженный Охеда. — Следите за словами, если не хотите познакомиться с моей шпагой.

— Я признаю, что со шпагой вы могли бы и меня одолеть, — ответил тот. — Никто не сомневается, что вы лучший фехтовальщик на земле. Зато я мог бы взамен научить вас смирению, когда оно необходимо для дела, а нет более благородного дела, чем спасти принцессу Анакаону от виселицы.

— Мне и самому не дают покоя эти мысли, — пробормотал Охеда, изо всех сил стараясь взять себя в руки. Затем повернулся к канарцу. — Ну а вы, Сьенфуэгос, вы тоже считаете, что я могу чем-то помочь принцессе?

— Не знаю, — честно ответил тот. — То есть, я не сомневался в этом, когда слышал о непревзойденном Охеде, но тот Охеда, которого я сейчас вижу перед собой, вызывает у меня большие сомнения.

— Этот костер давно отгорел, остались одни головешки, — тускло ответил Охеда. — Тридцать сражений, тысячи приключений в неизведанных морях и диких землях, сотни побед со шпагой в руке — вот к чему они меня привели, вот что от меня осталось.

С трудом верилось, что этот человек полутора метров ростом, изможденный, оборванный, иссохший от голода и лишений, совершенно не похожий на того странствующего рыцаря, каким представал в легендах, способен спасти принцессу из когтей дракона. Скорее уж он напоминал печального нищего, который сам нуждается в сострадании принцессы. Сьенфуэгоса охватило уныние, на миг подавившее его неукротимый дух.

— Вот черт! — воскликнул он под конец. — Сдается мне, что все эти невероятные истории о героях, злодеях, завоевателях и прекрасных принцессах на деле оказываются столь же унылой реальностью. Просто не верится, что когда-то Анакаона была знаменитой королевой, с ног до головы обвешанной драгоценностями, а вы — гордым и страстным любовником, который безоглядно бросал их в море.

— Да, так оно и было, но с тех пор прошло почти десять лет.

— И куда вы бросили эти драгоценности?

— В море.

— Ну разумеется, — проворчал Сьенфуэгос. — Понятно, что в море. А где именно?

— В нашей прежней столице: в Изабелле.

— Можете вспомнить, в каком именно месте?

— Возле пещеры, в полулиге к западу от усадьбы доньи Марианы.

— Там, где песок и скалы?

— Да, песок и скалы.

— Там очень глубоко?

— Откуда я знаю? — раздраженно бросил Охеда. — И вообще, к чему весь этот глупый допрос? Уж не собираетесь ли вы отправиться туда, чтобы найти золото?

— Если это поможет спасти принцессу, то да.

— Вы с ума сошли!

— Еще вопрос, кто здесь сошел с ума, — ответил канарец. — Тот, кто впустую разбрасывается богатствами, или тот, кто собирается их вернуть?

— С тех пор прошло много лет.

— Для золота времени не существует, — ответил Сьенфуэгос. — Годы над ним не властны. Возможно, оно по-прежнему там, а может быть, и нет, но в любом случае, стоит попытаться его найти...

— А вы действительно таковы, как о вас говорят! — рассмеялся Охеда, ткнув в него пальцем. — Сказать по правде, я не очень-то верил рассказам доньи Марианы, но теперь и сам вижу, что она говорила правду. Только человек, который отправился в Индию, будучи уверенным, что плывет в Севилью, может думать, что сумеет вернуть то, что поглотило море.

— Лучше быть мечтателем, грезящим о несбыточном, чем героем, оплакивающим свои неудачи.

Как Сьенфуэгос, так и Бальбоа решили расшевелить этого человека, которому едва исполнилось тридцать три года, а он уже из живой легенды превращался в обветшалую реликвию.